— Я оставлю тебе жизнь, но проведешь ты ее там, где никто не может выдержать долго, — в Крепости Отчаяния. Если боги милосердны, ты умрешь быстро. Но, по моему опыту, боги редко проявляют милосердие. — Он повернулся к командиру стражи: — В крепости скажете коменданту, что этого человека велено хорошо кормить и запрещено пытать. После того, как ему отрубят правую руку.

Ког стоял словно оглушенный, не в состоянии осознать произнесенный приговор. Он не вымолвил ни слова и когда солдаты схватили его и потащили прочь. Молодой человек лишь бросил последний взгляд на герцога. Восседающий на троне Каспар, казалось, испытывал внутреннюю борьбу, и было непонятно, какое чувство возьмет верх: удовлетворение или раскаяние.

Часть II. СОЛДАТ

«И месть границ не знает…»

Уильям Шекспир, «Гамлет», действие IV, картина VIII (перевод Б. Л. Пастернака)

13

ТЮРЬМА

КОГ СТОЯЛ НА ПАЛУБЕ.

Его снова доставили в порт Опардума. Не прошло и дня с того момента, как его сняли с корабля из Саладора, а теперь он, закованный в цепи, был в трюме уже другого корабля.

Вместо полутора месяцев это путешествие заняло лишь неделю. Ког не мог не думать о побеге и несколько раз испытывал крепость цепей там, где они проходили сквозь большое железное кольцо, прикрепленное к бимсу. Все было безрезультатно, и уже на второй день он впал в полное отчаяние. Через неделю его грубо выволокли на палубу, где стоял капитан корабля.

— Ваше новое жилище, сквайр, — сказал он задушевным тоном, махнув рукой в сторону острова.

Ког глянул туда, куда указывал капитан, и почувствовал, как последняя надежда покидает его. Крепость Отчаяния представляла собой старую башню высотой в шесть этажей, которая высилась над широким, мили в три, проливом между островом и континентом. Мрачно выделялась она на фоне серого зимнего неба, а холодный ветер проникал под одежду Кога.

— Крепость построил один из предков герцога, — сказал капитан. — Тогда ее называли Сторожевой. Когда появился город Форпост, эту крепость перестали использовать, а потом один из прежних герцогов решил сделать из нее тюрьму.

На воду спустили баркас, и Кога заставили сойти в него по веревочной лестнице. Матросы направили баркас к причалу, а капитан помахал рукой ему вслед и вежливо сказал:

— Надеюсь, вам понравится, сквайр!

Ког смотрел на зимнее небо — такое же мрачное, как и его настроение. В лицо летели холодные соленые брызги. Лодку качало — четыре матроса гребли изо всех сил, стараясь как можно скорее добраться до причала. Чем быстрее они дойдут, тем быстрее вернутся на корабль — в тепло и хотя бы относительный уют.

Лодку подвели к причалу, где ожидали трое мужчин в тяжелых плащах. Матросы даже не стали швартоваться — двое удерживали лодку, схватившись за сваи, а еще один указал Когу на короткую лесенку. Ког поднялся на причал, за ним вылез матрос и подошел к встречающим.

— Комендант, вот приговор.

Один из мужчин взял бумагу, а матрос не мешкая спустился обратно в лодку, которую тут же оттолкнули прочь. Человек, которому вручили документы, глянул на Кога и сказал:

— Идем.

Двое других были вооруженные стражники; по виду они мало отличались от уличных головорезов: на них не было формы, а вместо мечей они были вооружены большими дубинами. Ког не сомневался: если он попытается убежать, любой из них такой дубинкой легко сломает ему руку или ногу. Впрочем, осмотревшись по сторонам, он подумал: «А куда бы я убежал?»

Словно читая его мысли, комендант сказал:

— Ты можешь попробовать бежать, по виду ты шустрый, так что перегонишь Кайла и Анатоля, а может, и нет — ты ведь в цепях. Если даже и убежишь, может, и найдешь дорогу к берегу на северной стороне острова, ну и что дальше? Кажется, рукой подать, да? Другой берег, я хочу сказать. Три мили примерно. Но течение понесет тебя к северу, а там акулы и все такое. Это если цепи не утянут тебя на дно. Но, может, ты хороший пловец. Если ты и доберешься до другого берега, еды там не найдешь.

Они подошли к старому подъемному мосту, который, казалось, много лет уже никто не поднимал. На мосту Ког глянул вниз и увидел узкую расселину глубиной футов в двадцать пять; дно ее покрывали острые камни.

— Но может, ты и охотник хороший, — продолжал комендант. — Может, ты и выживешь, хотя сейчас зима. Разведешь огонь и не замерзнешь.

Тут он повернулся, и Ког смог наконец увидеть его лицо. У коменданта тюрьмы не было левого глаза, а глазницу закрывало опущенное веко; на переносице виднелся шрам, словно кто-то рубанул его мечом по лицу. Зубов он тоже лишился и имел во рту хитрое приспособление из дерева, в которое были вставлены зубы — не то человеческие, не то звериные.

Усмехнувшись собственной шутке, комендант продолжал:

— Единственное населенное место на сотни миль вокруг — Форпост, а это пограничная зона, и стража встречает всех прибывающих.

Они подошли к входу к крепости, и комендант остановился.

— Оглянись, парень. Посмотри на небо. — Ког поднял голову. — Думаю, это последний раз, когда ты его видишь. — Он сделал знак рукой, и стражники повели молодого Ястринса по лестнице.

Бывший вестибюль стоял совсем пустой — огромное помещение, в каждой стене которого было по нескольку дверей. Каменный пол истерся за столетия; они пересекли зал и вышли через другую дверь.

— Это был главный зал, — сказал комендант. — Теперь мы устраиваем здесь пирушки.

Стражники засмеялись.

Кога ввели в помещение, которое при былом хозяине, видимо, принадлежало управляющему крепостью. Теперь здесь устроили контору — большой стол был завален пищей, пустыми винными бокалами и бумагами. По столу пробежала крыса, и комендант махнул рукой, чтобы спугнуть ее.

Он снял тяжелый плащ и бросил его на стул.

— Ну, посмотрим, что нам пишут, — пробормотал он и развернул документ Кога. — Значит, сквайр Когвин Ястринс?

Ког хранил молчание.

— Я комендант Зирга. Служил сержантом в личной гвардии отца герцога Каспара. Вот это, — он указал на свое лицо, — получил в битве при Калеш-Каре, когда был не старше тебя. Ну, и в награду они дали мне эту работу. Раз в год у меня неделя отпуска, я могу съездить в Форпост и потратить свое золото на шлюх и пойло. Все остальное время я забочусь о заключенных. Ну, мы друг друга понимаем. Ты не будешь буянить, и мы поладим. Ты приехал сюда умереть — рано или поздно, и от тебя зависит, как ты проживешь срок от сего дня до того времени, когда мы сбросим твой прах с утеса. — Он махнул бумагами Кога и продолжал: — Тут говорится, что с тобой должны хорошо обращаться, — значит, дадим тебе немного больше еды и поселим в башне, а не в подземелье. Эти, в подземельях, быстро помирают. Обычно и двух лет не протягивают. А наверху — там и солнце светит, и воздух свежий. Зимой холодновато, но летом зато ветерок. У меня там есть ребята, которые сидят и пятнадцать, и двадцать лет. Значит, наверху будешь жить… вот только руку тебе правую отрубим.

Комендант сделал знак стражникам, они подхватили Кога под мышки, немного приподняв так, что ноги его не касались пола. Они вытащили его в зал, потом — вниз по длинной лестнице и не то пронесли, не то проволокли по длинному коридору.

— У нас тут нет хирургических инструментов, так что приходится ходить в подземелье, когда надо что-нибудь отрубить, и все такое, — сказал комендант. Бывает, кто-нибудь из парней порежется или поцарапается, а рана у него загниет — вот и приходится отхватывать помаленьку.

Они прошли мимо стражника, который сидел на табурете у стола, и комендант велел ему:

— Принеси бренди.

Стражники втащили Кога в комнату, которая когда-то явно использовалась для пыток.

— Иногда герцог присылает нам людей, которых хочет строго наказать, и мы ведем их сюда. Бывало, и с тем, что осталось от прежнего времени, мы могли сделать немало, но, как видишь, — он указал на кучу ржавых инструментов, лежащих на полу на грязной соломе, — для нас настали трудные времена. Нет уж тех хороших вещиц, что были. Остались только всякие щипцы, ножи да прочая мелочь. — Он показал железное кольцо на потолке. — Какой там был крюк! Повесишь туда, бывало, какого-нибудь парня, и он кричит себе несколько дней кряду. Но потом крюк сломался. Я послал заказ на новый, но в Опардуме никто и не почесался.